Оранжевый цвет радуги - Страница 86


К оглавлению

86

– Да я не об этом, – снизошел он до пояснения. – Есть еще рисунки котиков? Акир давно мне не показывал новых.

– А-а, – дошло до меня. – Нет! Больше никаких котиков!

– Жаль, – совершенно искренне огорчился капитан. – Без твоих смешных котов ужасно скучно. Может, нарисуешь хоть одного, а?

– Извините, капитан, – покачала я головой. – Но с котиками покончено.

А этот тип вдруг расхохотался, заставляя народ вокруг оглядываться на него. Всем ведь интересно, о чем это капитан беседует с художницей, да еще так хохочет.

– Какая же ты наивная, Алеся! – вымолвил Риот, отсмеявшись. – «Котики» – это в твоем случае пожизненно.

Не найдя слов, я просто сердито зашипела. Капитан, еще раз хохотнув напоследок, ушел. А уже ночью мне на коммуникатор пришло сообщение от него:

...

«И все-таки котики у тебя были замечательные. Когда перестанешь злиться на мужа, нарисуй еще. Они мне нравились».

– Раз кошак, два кошак! – пробурчала я, дочитав. – Собак на вас не хватает! Привалило же мне счастье попасть в кошачий питомник. Вот правильно папа говорил: все коты – это ведьмины отродья. А друг человека – собака!

Сказала и сама обалдела от того, что произнесла. Округлив глаза, повернулась к Яшке и сказала:

– Я-а-аш! Ко мне память возвращается!

Ящер выразительно посмотрел, побегал по стене, взбежал на потолок и шлепнулся оттуда мне на руки. Ну правильно, раз хозяйка сама не берет на ручки, чурка бесчувственная, то остается только упасть на нее. Уж так-то она никуда не денется! И вообще, друг человека – ящерица!

А главкошак и по совместительству мой муж о себе знать ничего не давал. Ну может, Риоту и давал, но не мне. Я за эту неделю успела перебеситься, подепрессировать, убедиться в собственной никчемности и несостоятельности, в его бесчувственности и бессердечности и в итоге на все махнула рукой. Ну его, этого Акира.

Началась вторая неделя моего ареста на «Грозовой птице». Я закончила картину, изображавшую барельеф из храма, и не знала, чем себя занять. Слонялась как неприкаянная по палубам с голографером наперевес, делая случайные снимки. Даже капитана как-то раз запечатлела издалека.

ГЛАВА 23

Примерно на девятый день моего пребывания на корабле вечером в каюту кто-то позвонил.

– Ну и кого там принесло? – ворчливо спросила Яшку.

Ответа, разумеется, не дождалась. Он только выразительно закатил глаза, намекая, что пока не открою, не узнаю, и я пошла встречать незваного гостя. Открыла и нос к носу столкнулась с командором.

– Алеся! – поприветствовал он меня.

– Командор! – так же лаконично отозвалась я.

Ниоки постоял, собираясь с мыслями, и спросил:

– Ты позволишь войти?

Скажите пожалуйста! Он спрашивает разрешения! Что-то раньше он являлся незваным, сам входил, и мое позволение ему не требовалось. А тут вдруг решил вежливость проявить! Я молча отступила от двери, позволяя Акиру войти. Прошла к столу и села на один из стульев, предоставив право начинать разговор мужчине. Помедлив, он тоже прошел к столу и сел напротив меня.

– Как твои дела? – спросил после затянувшейся паузы.

– Нормально.

– Какие-нибудь жалобы есть?

– Нет.

– Риот тебя не достает? – быстро глянув на меня, спросил Акир.

– Нет, – все так же отстраненно ответила я.

– Может, есть какие-нибудь просьбы и пожелания? – снова сделал он попытку продолжить разговор.

– Нет, – продолжала упорствовать я.

А какие, интересно, у меня могут быть просьбы? Была одна, но она закончилась, так толком и не начавшись. Больше просить о чем-либо желания не возникало. Сначала поманит морковкой перед носом, а потом в безапелляционной форме отберет, и все!

В каюте снова повисла тяжелая тишина. Я молча разглядывала стену над койкой, а командор не отводил от меня глаз. Что он пытался увидеть, интересно? Не выросли ли у меня дополнительные уши или рога? Рога, возможно, и выросли. Мне неизвестно, чем он там, на планете, занимался. Может, у него с Тарри какие-нибудь шуры-муры. Она сама говорила, что в его вкусе именно такие девушки, как она: высокие статные брюнетки, а не бледные рыжие кудрявые худышки.

– Алеся? – позвал Акир, не дождавшись от меня ни слова. – Поговори со мной. Скажи, о чем ты думаешь, чего хочешь?

– Можно подумать, кому-то есть хоть какое-то дело до моих дум и желаний, – пожала я плечами, все так же не глядя на него. – Со мной ведь обращаются, будто я вещь или животное. Кого волнует, какие желания испытывает табурет или домашняя зверушка?

– Ну зачем ты так? – произнес он с досадой.

– Как – «так»? – спокойно спросила я и наконец-то взглянула ему в глаза. – Как есть, так и говорю. Хотите сказать, командор, что ситуация иная и это я чего-то не вижу?

Акир открыл рот и хотел что-то сказать, потом закрыл, и я продолжила:

– Сначала похитили, лишили памяти, продали работорговцу. Тот тоже хотел продать, но с выгодой для себя. Сбежала, меня подобрали вы. При этом вы общались со мной как… с мусором или с… бродячей собакой. Вроде приютили, обмыли, даже накормили, но эдак снисходительно и брезгливо. Вроде и прогнать зверушку рука не поднимается, жалко немного, все ж таки живое существо. И в то же время оставить у себя… Да зачем она нужна? И не оставили бы, если бы я не имела несчастье пахнуть особым образом. Пришлось терпеть мое присутствие. Ну а то, что на эту зверушку орали периодически и отдавали команды по типу: сидеть, лежать, голос! – так это же ерунда, большего она и не заслуживает. Что с нее, неразумной, взять.

86